«С революции все и началось. 19 августа 1991 года я была в очередном отпуске (работала начальником методотдела госархива). Утром включила радио, телевизор – одна классическая музыка. Где-то в конце дня на экране телевизора появились члены ГКЧП. Было очень неприятно. Объявили, что Горбачев болен и не может управлять государством, во что не верилось. Только 21 все определилось, когда выступил Ельцын как лидер. 24 августа вышел Указ Ельцына о партийных архивах. Я вышла на работу в конце месяца.
Пришла на работу. Все взволнованные. Мне Галина Артемьевна (директор госархива) сообщила, что меня включили в комиссию по сбору документов в обкоме КПСС. Я не удивилась, потому что долгое время работала в отделе комплектования госархива. Никаких инструкций из Росархива по этому поводу не было. Комиссия была создана. Что делать, было не очень понятно. В партархиве до этого я не бывала ни разу. Из госархива туда была направлена комиссия по приему документов от архива. Все телефоны в партархиве были отключены, только один телефон работал. Главный хранитель фондов, а им была в то время В.К. Лобастова сказала, что он уже раскалился от звонков, звонили из районов, там тоже не знали, что делать. Растерянность была у всех. Неожиданностью было приостановление деятельности КПСС, вернее КП РФ. По архиву тоже было непонятно, то ли он будет отдельным архивом, то ли архивохранилищем.
В результате было решено организовать самостоятельное учреждение – Центр документации новейшей истории. Работники государственного архива, чтобы принять документы, должны были хотя бы пройти по фондам. Главный хранитель фондов была в это время занята с районами. Те тоже привозили свои документы. Была огромная нервозность работников, которые были сотрудниками райкомов. Многие отказывались сдавать свои документы. Дела везли по описям. Хотя в других областях привозили просто мешками. Здесь у нас пошли по другому пути. Дела можно было посчитать, посмотреть. Основные документы, личный состав все сдали. Так что люди не пострадали. Таким образом собирали документы. Учетные карточки сдал каждый райком по спискам, описям, в коробках.
Я пошла в середине сентября в обком. До этого там работали соответствующие органы. Мы открывали кабинеты в здании обкома КПСС, нам выдавали ключи. В комиссии была я и два сотрудника партархива – Зыков Павел Алексеевич и Мельников Евгений Владимирович. Оба пенсионеры, а до выхода на пенсию работали в обкоме КПСС. Работать им было в обкоме легко, их хорошо знали.
Комиссия начала работать, и где мы работали, туда приходили бывшие работники обкома. Когда мы пришли, б. работники обкома были в шоке. У некоторых были даже истерики, непонятно, что дальше будет. Но пока я там полтора месяца работала, за это время многие уже устроились на работу. Часть из них перешли в облисполком, часть – в облстат, без работы никто не остался. Даже когда мы пришли в первый раз, многих уже не застали.
Некоторые готовы были в нас просто вцепиться. Отказывались отдавать документы. Но я понимала, что им тяжело. Тем не менее мы сказали, что им необходимо документы подобрать, а уж потом работу искать. Но мы на конфликт не шли. Женщинам простительно, если женщины плакали, а вот мужчин в истерике я видела первый раз. На третьем этаже около металлических шкафов с полными мешками документов нас встретил мужчина, который встретил нас истерикой. Пришлось в этот день из этого кабинета уйти. На другой день меня нашел сотрудник, который уговаривал этого истеричного мужчину. Мы к нему пришли в кабинет. Документы уже были связаны в связочки, как мы и просили, и он начал уже спокойно говорить и даже извинялся за вчерашнее.
Потом мы разделились по этажам. Мне достался пятый этаж. Красивые кабинеты, просторные, столовая недорогая и очень хорошая. Я понимала, что лишиться такого места работы сложно. На пятом этаже работали секретари обкома. На табличках у кабинетов – только фамилии без указания должности. Приемные великолепные. Мне было любопытно посмотреть, как выглядит кабинет, приемная, комната отдыха у первого секретаря. Документы посмотрели. У первого секретаря не так уж много документов. Поискали в приемной. Тоже нет. У него был помощник. Человек 1957 года рождения тридцати с небольшим лет, умный, активный. Мы с ним быстро нашли общий язык. У него шока от того, что партия рухнула. У него была своя комната вся заваленная документами и по дорогам и по сельскому хозяйству, и по другим вопросам.
Мы разговаривали со многими людьми, спрашивали, почему долго не пропускали в архив. Они говорили, что искали документы, которые пришли от ГКЧП. Потом мы узнали, что вся эта документация после ознакомления немедленно возвращались в секретный отдел и уничтожался. Потому что на них был гриф «после ознакомления уничтожить». То есть они по инструкции были уничтожены. Таким образом мы все документы собрали.
Часть документов мы собирали, открывая пустые кабинеты – сотрудник уже устроились на другую работу. Акты составляли. Потом перевозка была. Я-то была из госархива. Там были например, документы статистики - сборники, мы их передавали в госархив. Перевезли. Очень много бланков было пустых. Бумагой сразу завладел облисполком. А у госархива всегда был голод на бумагу. Мы стали отбирать бланки для черновиков - откладывали, связывали.
Никто не верил, что все это необратимо. Казалось, что все это придется возвращать обратно. Документы перевезли, часть – в партийный архив, в госархив – бланки для черновиков. Хотя партархив был в то время закрыт для всех, кроме тех, кто сдавал документы. Что с архивом делать, кому он должен подчиняться, долго не могли решить. В разных областях сделали по-разному: где-то самостоятельным архив стал, где-то архивохранилищем, как например, в Йошкар-Оле. Там дел было меньше, чем в Кирове.
В этот период в партархиве не было директора. Карачаров уволился. После этого пришел в архив директором Токарев – бывший работник обкома КПСС. Мы с ним раньше по работе сталкивались - человек тихий, спокойный. Проработал он там месяца три, наверно, ему это место не нравилось. А самое главное, наверно, не нравилась зарплата. Вскоре он ушел, став возглавлять избирательную комиссию.
В период его работы архив занимался проверкой наличия после составления акта передачи. Выверялись архивные документы. Архив был закрыт для посетителей. И не открывался он до марта 1992 года. В конце марта 1992 года была презентация архива. Директора у них вновь не было. Исполняла обязанности директора В.К. Лобастова. Валентина Константиновна работала в архиве с 1979 года.
На открытии я была. Архив открыли для посетителей, для журналистов. До этого никакой работы не велось.
Я пришла в архив как директор 8 апреля 1992 года. Меня приняли, но надо было перейти на правила работы государственных архивов. Это было непросто – штат маленький. Вот эти документы, которые мы свезли, нужно было разобрать, нужно сделать дополнительную экспертизу. Эту работу делать мы могли, умели. Но документов было слишком много. Разбор документов длился несколько лет. Надо было завести все необходимые учетные документы. Это пришлось делать Валентине Константиновне Лобастовой.
Подоспела работа по составлению справочника архива. Такого справочника не было. Был только список фондов, очень небольшой на основные фонды. Росархив присылал рекомендации и указания по составлению справочника. А прежде чем начать, нужно было выверить всю учетную документацию.
Пришел работать начальником управления Костин, он купил нам множительную технику. Нам предложили получить грант соросовский и делать путеводитель. А для путеводителя нужно было писать исторические справки, их не было. К тому времени были приняты уже документы спортивных, творческих, профсоюзных организаций. Писали исторические справки. Выходили в субботу и воскресенье, так как сроки гранта были ограничены. Грант нас, можно сказать, спас от голода. Зарплату тогда не платили, а по гранту получали какие-то деньги. Справочник сделали, уложились в сроки. На деньги фонда Сороса купили два компьютера, сканер. Оставались работать вечерами. К концу 1998 года мы путеводитель сделали.
Побыли мы Центром документации новейшей истории. Смотрим, Центры в других городах стали преобразовываться в архивы. Функции центра были выполнены: документы собрали, обработали. Да и возникали проблемы со справками социально-правового характера. Иногда просили уточнить, почему какой-то центр выдает архивные справки. Приходилось давать дополнительные справки. Поэтому и нам надо было по примеру других областей сменить название на госархив. Мы подготовили соответствующие документы и сменили название. И с того времени мы уже и по документам доказывали, что мы государственный архив.
Когда началось деление собственности, оказалось, что у нас два этажа – федеральная собственность - учетные карточки со всех уголков СССР. Это были документы РГАСПИ. Мы с ними начали тяжбы – писали в Росархив, в РГАСПИ, чтобы они свои документы забрали – 2 млн. учетных карточек. Вели переговоры с Росархивом. А перевозка требовала расходов. Период был такой, что и у них денег не было, и у нас – не было. Составляли сметы в у.е. и в рублях: на перевозку, на разгрузку, на погрузку. Экономиста в архиве не было, приходилось считать самой, хоты и закончила историко-филологический факультет. Смета была составлена, послана в Москву, но денег не поступало. Обратились к губернатору. Договорились на отдельные суммы. Определенная сумма поступала – отправляли. Старались вложить в снарядные ящики как можно больше. Мы освобождали это хранилище до 2001 года. В 2001 году отправили последние документы.
Нашим работникам за эту работу доплачивали, потому что погрузка шла в нерабочее время. Потом из этих двух хранилищ шкафы убрали – дубовые крепкие, большие – не проходили ни в какие двери. Разбирали прямо в хранилищах, часть продали в организации, часть передали в библиотеки. Таким образом мы от этих документов освободились, сделали стеллажи. Карточки свои областные мы оставили. Описи на них надо было составить заново.
Надо было около 100 тысяч документов принять. Что-то было уже описано, что-то пришлось нам описывать. В это время начался бум сокращения штатов. Приходилось писать многочисленные справки, что у нас очень маленький штат, который недостаточен даже для исполнения запросов социально-правового характера. И нас не сократили. По правилам у нас на наши объемы не хватало штатов.
Денег не было, крыша все время текла, ремонт не делался. В 1991 году партийный архив собирался обзавестись шатровой крышей, были подготовлены все документы, В августе должны были начать, но грянула революция 1991 года и все осталось на бумаге. И до сих пор этот проект не реализован. Я ушла, после меня, говорят, опять протекало».
Март 2008 г.